В. А. Успенский

Два параграфа из статьи
«Предварение для читателей
„Нового литературного обозрения“
к Семиотическим посланиям
Андрея Николаевича Коломогорова»

§ 6. Колмогоров и кибернетика

6.1. Кибернетика и филология. Стиховедческие штудии Колмогорова лежат в пересечении двух сфер его интересов. Первая сфера — это его по­стоянные гуманитарные интересы. Вторую образует появившаяся в пятиде­сятых годах его заинтересованность идеями кибернетики. Как великий учё­ный (именно великий учёный, а не просто великий математик) Колмогоров не мог не заинтересоваться этими идеями в силу их глубины и необычайно широкого диапазона применимости. Является ли кибернетика самостоя­тельной наукой, вопрос спорный. В своей статье [Колм 58] в БСЭ‑2 Колмо­горов определяет кибернетику как «научное направление». В нашем оте­честве кибернетика быстро приобрела черты неформального общественно­го движения (подобно тому, как не только литературным направлением, но и движением был в России футуризм; не берусь судить, является ли пре­вращение научных и литературных направлений в общественные движения чертой общей или специфически российской). Это движение захватывало и гуманитарную науку, в частности, филологию. Математическая лингвисти­ка, математизированное литературоведение, а с ними вместе структурная лингвистика и структурное литературоведение, ещё вчера невозможные по идеологическим причинам, и участниками движения, и властями воспри­нимались как часть кибернетики и если получали право на жизнь, то под её флагом.

Гуманитарная наука в России и, прежде всего, филология должна быть чрезвычайно благодарна кибернетике. Во времена так называемого тотали­тарного режима под прикрытием кибернетики, за её поддержанной военно-промышленным комплексом спиной осуществлялись исследования и меро­приятия, которые без этой спины были бы в условиях названного режима совершенно немыслимы. Сюда относится всё, что происходило в области семиотики.

Саму семиотику многие склонны были считать разделом кибернетики, и когда в 1960 г. ожидалось открытие в Москве Института кибернетики (я пи­шу о связанных с этим перипетиях в [Усп92], § 9[1]), в нём планировался большой отдел или даже отделение семиотики. (Намечавшийся на долж­ность директора А. А. Марков младший предложил должность своего за­местителя по вопросам семиотики Вяч. В. Ивбнову и мне, на наш выбор; на антресолях старого здания ЦДЛ мы бросили жребий; жребий пал на Ивбно­ва.)

Знаменитый Симпозиум по семиотике (полное название — «Симпозиум по структурному изучению знаковых систем»), проходивший в Москве с 19 по 26 декабря 1962 г., не смог бы состояться, не будь он поддержан не ме­нее знаменитым Советом по кибернетике (полное название — «Научный совет по комплексной проблеме „Кибернетика“ при Президиуме Академии наук СССР»), возглавляемым трёхзвёздным адмиралом Бкселем Иванови­чем Бергом, в прошлом (с сентября 1953 г. по май 1957 г.) заместителем Министра обороны СССР. «Кибернетические представления» упоминаются во второй, а Совет по кибернетике — в последней фразе «Предисловия», помещённого на с. 3–8 сборника [СиСИЗС] тезисов Симпозиума. И хотя в надзаголовочных данных этого сборника стоит только Институт славянове­дения, в выпущенном к Симпозиуму типографском пригласительном биле­те наряду с этим институтом указан также и Совет по кибернетике.

Кибернетические издания нередко служили местом публикации филоло­гических статей — особенно если последние принадлежали к математичес­кой филологии, как, например, [Кон 63т].

Как известно, кибернетика — в том понимании, как это было впервые сформулировано Норбертом Винером в его одноимённой книге 1948 г. — в СССР до хрущёвской оттепели прочно ходила в буржуазных лженауках, да ещё и числилась состоящей на службе у англо-американской военщины. Тот факт, что военная мощь потенциального противника опирается на лже­науку, почему-то не вызывал должного удовлетворения у советских влас­тей. Первой ласточкой, возвестившей возможность говорить о кибернетике без ругательных ярлыков, была статья С. Л. Соболева, А. И. Китова, А. А. Ляпунова (первый и третий — математики, второй — инженер) «Основные черты кибернетики» в 4‑м номере «Вопросов философии» за 1955 г.

6.2. Роль Колмогорова. Роль Колмогорова в становлении и развитии кибернетики в нашем отечестве заслуживает отдельного изложения, для ко­торого НЛО не самое подходящее место. Здесь мы ограничимся кратким перечнем некоторых формальных моментов.

На заре кибернетики в СССР Колмогоров проявляет значительную ак­тивность в этой области. Так, он пишет статью «Кибернетика» для 51‑го, дополнительного тома Большой советской энциклопедии, подписанного к печати 28 апреля 1958 г. Он также пишет предисловие к русскому переводу книги Эшби «Введение в кибернетику»[2], вышедшему в 1959 г. Наконец, по­мимо докладов перед математической аудиторией Колмогоров делает не­сколько прогремевших на всю Москву выступлений для широкой публики на общекибернетические сюжеты.

Первым из них было выступление 6 апреля 1961 г., скромно обозначен­ное как доклад на методологическом семинаре Механико-математического факультета МГУ. Доклад назывался «Автоматы и жизнь» и вызвал огром­ный наплыв публики: одних только заявок на вход в Главное здание МГУ на Ленинских горах для участия в заседании семинара было несколько сот, и заседание пришлось переносить в Дворец культуры, в просторечии назы­ваемый клубом, Московского университета. В докладе впервые в нашей стране была провозглашена на столь авторитетном уровне принципиальная возможность того, что машины могут мыслить, испытывать эмоции, хотеть чего-либо и сами ставить перед собой новые задачи. В выпущенных к до­кладу тезисах говорилось: «Дарвиновская теория происхождения видов и павловское объективное изучение высшей нервной деятельности неодно­кратно изображались как принижающие высшие стремления человека к созданию моральных и эстетических идеалов. Аналогично, в наше время страх перед тем, как бы человек не оказался ничем не лучше „бездушных“ автоматов, делается психологическим аргументом в пользу витализма и ир­рационализма[3]». (С ошибкой в дате доклада, тезисы впоследствии были на­печатаны: [Колм 61][4].)

Следующее выступление Колмогорова состоялось 5 января 1962 г. в Центральном Доме литераторов. Там была объявлена дискуссия с обсужде­нием вышеупомянутого колмогоровского доклада от 6 апреля 1961 г.; име­лось в виду, что популярное изложение доклада, выполненное Н. Г. Рычко­вой, было к этому времени опубликовано журналом «Техника — молодё­жи». По-видимому, в представлении литераторов автоматы плохо сочета­лись с жизнью, поэтому в разосланных от ЦДЛ и отпечатанных в типогра­фии «Литературной газеты» приглашениях колмогоровский доклад был на­зван так: «Автоматика и жизнь».

11 января 1962 г., московский Политехнический музей. Лекция Колмо­горова «Жизнь и мышление как особые формы существования материи». У входа — толпа спрашивающих лишний билет. Слушатели не помещаются в зале, и часть из них сидит на сцене. Всё это напоминает известное по опи­саниям и фотографиям выступление Маяковского в том же зале.

22 апреля 1964 г., Актовый зал МГУ на Ленинских горах. Лекция Колмо­горова «Кибернетика в изучении жизни и мышления». Полуторатысячный зал переполнен. Огромные двустворчатые двери запираются, и толпа ло­мится в них снаружи. Для неё устраивается трансляция в фойе. Затаив ды­хание, слушатели впитывают слова о возможности инопланетной разумной жизни, реализованной в виде распластавшейся на камнях плесени.

В шестидесятые годы в России кибернетика была существенной частью общекультурного фона. Заметную роль здесь сыграли публичные выступ­ления Колмогорова.

6.3. М. К. Поливанов и Вяч. В. Ивбнов. К своей статье «Кибернетика» в БСЭ‑2 Колмогоров отнёсся очень ответственно — как, впрочем, он отно­сился ко всем своим обязанностям. Так, 2 апреля 1957 г. он выступает на заседании Московского математического общества с докладом «Что такое кибернетика (к проекту статьи в БСЭ)». Для некоторой помощи в подготов­ке этой статьи и этого доклада в конце 1956 г. он привлекает меня; речь идёт о поиске и реферировании зарубежной литературы на кибернетичес­кие темы. А я призываю в помощь себе двух своих друзей, Ивбнова и По­ливанова (читатель,который проявит интерес, может увидеть их фотогра­фии на вклейках к недавнему изданию солженицынского «Телёнка»: А. Со­лженицын. Бодался телёнок с дубом. М.: Согласие, 1996.)

С М. К. Поливановым я был (через наших родителей) знаком ещё со времён довоенных, возраста этак с семилетнего. В сезон 1950/51 г. Полива­нов (тогда второкурсник Физического факультета МГУ) познакомил меня (тогда четверокурсника Мехмата) в своём доме со своим другом Вяч. В. Ивбновым (тогда пятикурсником Филологического факультета). Возможно, это было 19 сентября, в день двадцатилетия Поливанова. Сказанное ещё не объясняет возникновения того триединства, о котором упоминает Колмого­ров в обозначении адресата своего Второго послания (см. ниже § 7).

Становлению коллектива из нас троих, объединённого общностью семи­отико-кибернетических интересов, способствовал и упомянутый в конце n° 6.2 общекультурный фон, неотделимый от внезапно возникшей относи­тельной свободы слова, и упомянутый в начале n° 3.3 семинар по матема­тической лингвистике, в котором мы с Ивбновым были руководителями, а Поливанов — постоянным участником, к тому же поддерживавшим нас эмоционально. Окончательное же, хотя и, разумеется, совершенно нефор­мальное, закрепление нашего тройственного кибернетико-семиотического союза состоялось 13 декабря 1956 г., когда мы выступили на заседании На­учного студенческого общества Философского факультета МГУ, посвя­щённом кибернетике. В то время Психологического факультета ещё не су­ществовало и университетская психология числилась по Философскому фа­культету. Профессором этого факультета был психолог Александр Романо­вич Лэрия, с которым я познакомился в сезон 1955/56 г. по рекомендации математика И. М. Гельфбнда. Лурия и пригласил меня выступить на ука­занном заседании. Я очень изумился такому приглашению и намеревался отказаться, поскольку философы ещё не кончили бороться с кибернетикой, а Философский факультет был центром идеологического маразма и мрако­бесия. Однако Лурия заверил меня, что времена изменились и нежелатель­ных последствий не будет. Я неохотно согласился, но счёл более удачным решением, чтобы выступили мы трое, на что, в свою очередь, охотно согла­сился Лурия. Я говорил о кибернетике, Ивбнов — о семиотике, Поливанов — (что было очень смело по тем временам) о генетике.

Но о нашем походе к философам — в другой раз и в другом месте. Вер­нёмся к поручению Колмогорова. Мы трое начинаем искать и просматри­вать в библиотеках иностранные журналы, труды кибернетических конфе­ренций и т. п. Мы делаем копии, составляем библиографические списки и рефераты. Всё это — для Колмогорова. У меня сохранилась папка со сде­ланной рукой Колмогорова надписью: «Рефераты по книгам и статьям. Первая серия, полученная от В. А. Успенского». В своём докладе 2 апреля 1957 г. Колмогоров отметит наш труд формулой «с помощью В. А. Успен­ского и его друзей». Тем самым Колмогоров публично признал за нашей троицей статус его коллективного корреспондента.

6. 4. «Тезисы о кибернетике». Наша почётная роль коллективного кор­респондента Колмогорова не была ограничена составлением рефератов и библиографических списков. 16 и 17 января 1957 г. мы изготовили пред­назначенный для Колмогорова текст[5], который сами мы называли то как «Тезисы о кибернетике», то как «Сообщение трёх авторов в восьми тези­сах». Действительно, текст состоял из 8 тезисов со следующими заглавия­ми: 1. Определение кибернетики; 2. Управление; 3. Связь; 4. Информация; 5. Организованные системы; 6. Место кибернетики в системе наук; 7. Исто­рия кибернетики; 8. Роль кибернетики в убывании энтропии. Каждый тезис сопровождался комментарием. 17 января я передал текст адресату. Наши «Тезисы» были достаточно наивны и в тот же день 17 января были раскри­тикованы Колмогоровым. Однако они сыграли свою историческую роль. Колмогоров ответил нам своими собственными «Тезисами»[6].

Текст Колмогорова был озаглавлен «Тезисы о кибернетике» и имел дату 20 января 1957 г. К тексту был приложен колмогоровский же «Проект на­чала статьи для БСЭ», датированный 24 января. Всё это было передано мне — по-видимому, в конце января. Ответный характер текста был подчёркнут тождеством заглавия и тем, что у Колмогорова, как и у нас, было 8 тезисов. Первый тезис начинался так: «Книга, долгоиграющая пластинка <...> могут рассматриваться как носители „информации“». А последний колмогоров­ский тезис был таков:

8. Эти более прозаические тезисы о кибернетике явно не преду­сматривают возведения её создателя в ранг пророка, но хотелось бы, чтобы авторы более возвышенного «сообщения в восьми тезисах» не пришли от этих новых тезисов в уныние ни в отношении деловых за­нятий кибернетикой, ни в своих поэтических и философских воспа­рениях, отделив эти последние в другую сферу своей деятельности, в которой м. б. увлекательнее найти себе другие образцы кроме «зна­менитого математика, философа, медика и биолога» периода World War no. 2.

§ 7. Семиотические послания Колмогорова

Оказалось,что наш обмен «Тезисами о кибернетике» был только нача­лом. Впоследствии, с 1961 г. по 1964 г., мы получили от Колмогорова ещё четыре послания. Эти дальнейшие послания были посвящены уже не ки­бернетике, а литературе, искусству, семиотике. Вот почему я решаюсь объ­единить их названием «Семиотические послания» и предложить их «Ново­му литературному обозрению».

Все колмогоровские послания датированы. Некоторые из них имеют яв­но указанное заглавие, некоторые предварены указанием адресата. Пере­числю их все (помимо тех «Тезисов о кибернетике», о коих шла речь в предыдущем параграфе).

Первое послание

Дата: 30 апреля 1961.

Указание адресата: отсутствует.

Заглавие: По поводу мнений КИБЕРНЕТИКА, ЛИТЕРАТУРОВЕДА, ФИЛОСОФА.

Комментарий: Вл. М. Тихомиров пишет: «Навряд ли автор обращался к конкретным лицам, скорее всего это — обобщённые образы» ([Тих 95, с. 153). Вл. М. Тихомиров не прав: кибернетик — это я, литературовед — Ивбнов, философ — Поливанов. По-видимому, так мы обозначили себя в каком-то не сохранившемся тексте, переданном нами Колмогорову. Из текста Колмогорова усматривается, что он различает мнения каждого из нас.

Публикация: [Колм СП.1.т], [Колм СП.1.у].

Второе послание

Дата: 10 января 1963 г.

Указание адресата: Трём авторам ТЕЗИСОВ О КИБЕРНЕТИКЕ, если они в качестве триединства продолжают существовать.

Заглавие: К СЕМИОТИКЕ ИСКУССТВА.

Публикация: [Колм СП.2].

Третье послание

Дата: 13–15 января 1963 г.

Указание адресата: ТЕМ ЖЕ О ТОМ ЖЕ , если ещё не надоело.

Заглавие: отсутствует.

Публикация: [Колм СП.3].

Четвёртое послание

Дата: 28 декабря 1964г.

Указание адресата: отсутствует. Текст был приложен к письму Колмо­горова ко мне от 29 декабря 1964 г.

Заглавие: отсутствует. В указанном письме текст назван так: «вариант моих тезисов о природе искусства».

Публикация: [Колм СП. 4].

Литература

[ИМИ] Историко-математические исследования. Серия 2, вып. 1 (36), № 1. М.: Янус, 1995, 190 с.

[Колм 58] А. Н. Колмогоров. Кибернетика // Большая советская энциклопедия, 2‑е изд., т. 51. М.: Большая советская энциклопедия, 1957, с. 149–151[7].

[Колм 61] А. Н. Колмогоров. Автоматы и жизнь: Тезисы доклада // Машинный пе­ревод и прикладная лингвистика, 1961, вып. 6, с. 3–8.

[Колм СП.1.т] А. Н. Колмогоров. По поводу мнений КИБЕРНЕТИКА, ЛИТЕРАТУ­РОВЕДА, ФИЛОСОФА. [Рукопись от 30 апреля 1961 г.] // [ИМИ], с. 155–159.

[Колм СП.1.у] А. Н. Колмогоров. По поводу мнений КИБЕРНЕТИКА, ЛИТЕРАТУ­РОВЕДА, ФИЛОСОФА. [Рукопись от 30 апреля 1961 г.] // Новое литературное обозрение, 1997, № 24, с. 216–219.

[Колм СП.2] А. Н. Колмогоров. К семиотике искусства. [Рукопись от 10 января 1963 г.] // Новое литературное обозрение, 1997, № 24, с. 223–231.

[Колм СП.3] А. Н. Колмогоров. ТЕМ ЖЕ О ТОМ ЖЕ, если ещё не надоело. [Руко­пись от 15 января 1963 г.] // Новое литературное обозрение, 1997, № 24, с. 236.

[Колм СП.4] А. Н. Колмогоров. [Тезисы о природе искусства]. [Рукопись от 28 де­кабря 1964 г.]  // Новое литературное обозрение, 1997, № 24, с. 237–240.

[Кон 63т] А. М. Кондратов. Теория информации и поэтика (Энтропия ритма рус­ской письменной речи) // Проблемы кибернетики, 1963, вып. 9, с. 279–286.

[СиСИЗС] Симпозиум по структурному изучению знаковых систем: Тезисы докла­дов / АН СССР: Институт славяноведения. М.: Издательство АН СССР, 1962, 159 с.

[Тих 95] Вл. М. Тихомиров. О сочинении А. Н. Колмогорова «По поводу мнений ки­бернетика, литературоведа, философа» // [ИМИ], с. 151–155.

[Усп 92] Вл. А. Успенский. Серебряный век структурной, прикладной и математи­ческой лингвистики в СССР и В. Ю. Розенцвейг: Как это начиналось (заметки очевидца) // Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 33. Wien, 1992, S. 119–162[8].